Но Изнуренков, пританцовывая у кассы и хватаясь за галстук, как будто его душили, бросал на стеклянную досочку измятую трехрублевку и, благодарно блея, убегал.
Если бы этот человек мог остановить себя хотя бы на два часа, – произошли бы самые неожиданные вещи: может быть, Изнуренков присел к столу и написал бы прекрасную повесть, а может быть, и заявление в кассу взаимопомощи о выдаче безвозвратной ссуды, или новый пункт к закону о пользовании жилплощадью, или книгу «Уменье хорошо одеваться и вести себя в обществе». Но сделать этого он не мог. Бешено работающие ноги уносили его, из двигающихся рук карандаш вылетал, как стрела, мысли прыгали.
Изнуренков бегал по комнате, и печати на мебели тряслись, как серьги у танцующей цыганки. На стуле сидела смешливая девушка из предместья.
– Ах, ах, – вскрикивал Авессалом Владимирович, – божественно, божественно. «Царица голосом и взором свой пышный оживляет пир»…[341 — …Царица голосом и взором… пир… – Аллюзия на стихотворение А. С. Пушкина «Чертог сиял…», включаемое в «Египетские ночи».] Ах, ах. Высокий класс. Вы – королева Марго.
Андрей Миронов и Анатолий Папанов в фильме «12 стульев». Режиссер Марк Захаров (1976)
Ничего этого не разобравшая королева из предместий с уважением смеялась.
– Ну, ешьте шоколад, ну, я вас прошу. Ах, ах. Очаровательно.
Он поминутно целовал королеве руки, восторгался ее скромным туалетом, совал ей кота и заискивающе спрашивал:
– Правда, он похож на попугая. Лев! Лев! Настоящий лев! Скажите, он действительно пушист до чрезвычайности. А хвост! Хвост!
Скажите, это действительно большой хвост. Ах!
Потом кот полетел в угол, и Авессалом Владимирович, прижав руки к пухлой молочной груди, стал с кем-то раскланиваться в окошко. Вдруг в его бедовой голове щелкнул какой-то клапан, и он начал вызывающе острить по поводу физических и душевных качеств своей гостьи.
– Скажите, а эта брошка действительно из стекла? Ах! Ах! Какой блеск. Вы меня ослепили, честное слово. А скажите, Париж действительно большой город? Там действительно Эйфелева башня. Ах!
Ах. Какие руки. Какой нос. Ах.
Он не обнимал девушку. Ему было достаточно говорить комплименты. И он говорил их без умолку. Поток их был прерван посещением Остапа.
Великий комбинатор вертел в руках клочок бумаги и сурово допрашивал:
– Изнуренков здесь живет? Это вы и есть?
Авессалом Владимирович тревожно вглядывался в каменное лицо посетителя. В его глазах он старался прочесть, какие именно претензии будут сейчас предъявлены: штраф ли это за разбитое при разговоре в трамвае стекло, повестка ли в нарсуд за неплатеж квартирных денег или прием подписки на журнал для слепых.
– Что же это, товарищ, – жестко сказал Бендер, – это совсем не дело – прогонять казенного курьера.
– Какого курьера? – ужаснулся Изнуренков.
– Сами знаете какого. Сейчас мебель буду вывозить. Попрошу вас, гражданка, очистить стул.
Гражданка, над которой только что читали стихи самых лирических поэтов, поднялась с места.
– Нет! Сидите! – закричал Изнуренков, закрывая стул своим телом. – Они не имеют права!
«12 стульев». Архивариус Коробейников.
Источник: 2knigi.ru
Двенадцать стульев . Илья Ильф и Евгений Петров — параллельный перевод
Изучайте английский язык с помощью параллельного текста книги «Двенадцать стульев». Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь. Аналог метода Ильи Франка по изучению английского языка. Всего 816 книг и 2646 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
But Iznurenkov, dancing up and down by the cash desk and pulling at his tie as though it choked him, would throw down a crumpled three-rouble note on to the glass plate and make off, bleating gracefully.
Но Изнуренков, пританцовывая у кассы и хватаясь за галстук, как будто его душили, бросал на стеклянную досочку измятую трехрублевку и, благодарно блея, убегал.
If this man had been able to stay still for even as little as two hours, the most unexpected things might have happened.
He might have sat down at a desk and written a marvellous novel, or perhaps an application to the mutual-assistance fund for a permanent loan, or a new clause in the law on the utilization of housing space, or a book entitled How to Dress Well and Behave in Society.
Если бы этот человек мог остановить себя хотя бы на два часа, – произошли бы самые неожиданные вещи: может быть, Изнуренков присел к столу и написал бы прекрасную повесть, а может быть, и заявление в кассу взаимопомощи о выдаче безвозвратной ссуды, или новый пункт к закону о пользовании жилплощадью, или книгу
«Уменье хорошо одеваться и вести себя в обществе».
But he was unable to do so.
Но сделать этого он не мог.
His madly working legs carried him off, the pencil flew out of his gesticulating hands, and his thoughts jumped from one thing to another.
Бешено работающие ноги уносили его, из двигающихся рук карандаш вылетал, как стрела, мысли прыгали.
Iznurenkov ran about the room, and the seals on the furniture shook like the earrings on a gypsy dancer.
Изнуренков бегал по комнате, и печати на мебели тряслись, как серьги у танцующей цыганки.
A giggling girl from the suburbs sat on the chair.
На стуле сидела смешливая девушка из предместья.
«Ah!
Ah!» cried Absalom Vladimirovich, «divine!
Ah!
Ah!
– Ах, ах, – вскрикивал Авессалом Владимирович, – божественно, божественно.
«Царица голосом и взором свой пышный оживляет пир»… Ах, ах.
Источник: studyenglishwords.com
Авессалом Владимирович
Подобно распеленатому малютке, который, не останавливаясь ни на секунду, разжимает и сжимает восковые кулачки, двигает ножонками, вертит головой, величиной в крупное антоновское яблоко, одетое в чепчик, и выдувает изо рта пузыри, Авессалом Изнуренков находился в состоянии вечного беспокойства. Он двигал полными ножками, вертел выбритым подбородочком, издавал ахи и производил волосатыми руками такие жесты, будто делал гимнастику на резинках.
Он вел очень хлопотливую жизнь, всюду появлялся и что-то предлагал, несясь по улице, как испуганная курица, быстро говорил вслух, словно высчитывал страховку каменного, крытого железом строения. Сущность его жизни и деятельности заключалась в том, что он органически не мог заняться каким-нибудь делом, предметом или мыслью больше чем на минуту.
Если острота не нравилась и не вызывала мгновенного смеха, Изнуренков не убеждал редактора, как другие, что острота хороша и требует для полной оценки лишь небольшого размышления, он сейчас же предлагал новую остроту.
— Что плохо, то плохо,— говорил он,— конечно.
В магазинах Авессалом Владимирович производил такой сумбур, так быстро появлялся и исчезал на глазах пораженных приказчиков, так экспансивно покупал коробку шоколада, что кассирша ожидала получить с него по крайней мере рублей тридцать. Но Изнуренков, пританцовывая у кассы и хватаясь за галстук, как будто его душили, бросал на стеклянную дощечку измятую трехрублевку и, благодарно блея, убегал.
Если бы этот человек мог остановить себя хоть бы на два часа, произошли бы самые неожиданные события.
Может быть, Изнуренков присел бы к столу и написал прекрасную повесть, а может быть, и заявление в кассу взаимопомощи о выдаче безвозвратной ссуды, или новый пункт к закону о пользовании жилплощадью, или книгу «Уменье хорошо одеваться и вести себя в обществе».
Но сделать этого он не мог. Бешено работающие ноги уносили его, из двигающихся рук карандаш вылетал, как стрела, мысли прыгали.
Изнуренков бегал по комнате, и печати на мебели тряслись, как серьги у танцующей цыганки. На стуле сидела смешливая девушка из предместья.
— Ах, ах,— вскрикивал Авессалом Владимирович,— божественно! «Царица голосом и взором свой пышный оживляет пир…» Ах, ах! Высокий класс. Вы — королева Марго.
Ничего этого не понимавшая королева из предместья с уважением смеялась.
— Ну, ешьте шоколад, ну, я вас прошу. Ах, ах. Очаровательно!
Он поминутно целовал королеве руки, восторгался ее скромным туалетом, совал ей кота и заискивающе спрашивал:
— Правда, он похож на попугая? Лев! Лев! Настоящий лев! Скажите, он действительно пушист до чрезвычайности. А хвост! Хвост! Скажите, это действительно большой хвост?
Ах!
Потом кот полетел в угол, и Авессалом Владимирович, прижав руки к пухлой молочной груди, стал с кем-то раскланиваться в окошко. Вдруг в его бедовой голове щелкнул какой-то клапан, и он начал вызывающе острить по поводу физических и душевных качеств своей гостьи:
— Скажите, а это брошка действительно из стекла? Ах! Ах! Какой блеск. Вы меня ослепили, честное слово. А скажите, Париж действительно большой город?
Там действительно Эйфелева башня. Ах! Ах. Какие руки. Какой нос.
Ах!
Он не обнимал девушку. Ему было достаточно говорить комплименты. И он говорил без умолку. Поток их был прерван неожиданным появлением Остапа.
Великий комбинатор вертел в руках клочок бумаги и сурово допрашивал:
— Изнуренков здесь Живет? Это вы и есть? Авессалом Владимирович тревожно вглядывался в каменное лицо посетителя. В его глазах он старался прочесть, какие именно претензии будут сейчас предъявлены: штраф ли это за разбитое при разговоре в трамвае стекло, повестка ли в нарсуд за неплатеж квартирных денег, иди прием подписки на журнал для слепых.
— Что же это, товарищ,— жестко сказал Бендер,— это совсем не дело — прогонять казенного курьера.
— Какого курьера? — ужаснулся Изнуренков.
— Сами знаете какого. Сейчас мебель буду вывозить. Попрошу вас, гражданка, очистить стул,— строго проговорил Остап.
Гражданка, над которой только что читали стихи самых лирических поэтов, поднялась с места.
— Нет! Сидите! — закричал Изнуренков, закрывая стул своим телом. — Они не имеют права.
— Насчет прав молчали бы, гражданин! Сознательным надо быть. Освободите мебель! Закон надо соблюдать!
С этими словами Остап схватил стул и потряс им в воздухе. — Вывожу мебель! — решительно заявил Бендер.
— Нет, не вывозите!
— Как не вывожу, — усмехнулся Остап, выходя со стулом в коридор, — когда именно вывожу.
Авессалом поцеловал у королевы руку и, наклонив голову, побежал за строгим судьей. Тот уже спускался по лестнице.
— А я вам говорю, что не имеете права. По закону мебель может стоять две недели, а она стояла только три дня! Может быть, я уплачу!
Изнуренков вился вокруг Остапа, как пчела. Таким манером оба очутились на улице. Авессалом Владимирович бежал за стулом до самого угла. Здесь он увидел воробьев, прыгавших вокруг навозной кучи. Он посмотрел на них просветленными глазами, забормотал, всплеснул руками и, заливаясь смехом, произнес:
Источник: buksha.livejournal.com