Картина где иисус за столом
С сюжетом и персонажами познакомились, давайте отделим мифы и заблуждения от правды))
Часто мелькают суждения о золотом сечении в композиции фрески – все это чушь, гоните ссаными тряпками таких знатоков. Ничего золотого в дневниках Леонардо не находили, да и построена работа на основе правила третей.
Но все же некоторая закономерность тут есть, и она прослеживается в записях художника: он пытался создать музыкальную гармонию, там много разных вычислений и как итог – попытка превратить ноты в музыку, которую можно увидеть на стене в трапезной))
Примерно так работает композиция в картине согласно правилу третей:
Распятие Христа. Картина Диего Веласкеса.
А теперь окунемся в теории заговора, люблю их. Да Винчи был бы эксцентричным гением в любую эпоху, а уж в свою он слишком выделялся. Любил он и ставить многие вещи под сомнения.
Все это давало ему разные характеристики, но самый скандальный миф – Леонардо был еретиком.
Ну и как член тайного ордена по хранению тайны детей Христа (ахах, да), он изобразил Марию Магдалину вместо Иоанна Богослова (апостол рядом слева от Иисуса). Дэн Браун нашел продолжение этой теории и развил ее: если провести линии вдоль фигур Марии и Христа, то можно получить букву «М» («Matrimonio», в переводе брак), а между ними выделяется буква «V» — женское начало.
Естественно, это выдумки. Тут карты спутала традиция изображать апостола как нежного юношу с длинными волосами и любовь да Винчи изображать героев с набором мужских и женских черт. А буква «V» всегда присутствовала на картинах Леонардо как подпись (Vinci, ну вы поняли). Не ведитесь))
Буква «М» на картине, которая якобы составляется вдоль фигур Иисуса и апостолов слева:
Еще одна теория говорит о том, что в образе Иуды Фаддея (второй справа) автор изобразил себя. Вот тут однозначно трудно сказать, так что хрен знает))
Леонардо вполне мог засунуть себя на роспись, вроде как похож:
Есть совсем бредовые догадки – соответствие по знакам зодиака и даже по указанию апостолами на планеты и спутники солнечной системы. С этой темы я долго смеялся, там все зависит от жестов, да Винчи крутой шифровальщик))
Леонардо да Винчи, «Тайная вечеря»
Вот на что стоит обратить внимание, так это цифра три. Композиция на основе третей, три окна сзади, группы апостолов по 3 человека. И это не считая библейские отсылки на цифру три в Новом завете.
Здесь тоже можно поискать замысел, но тут скорее любовь к тройке в те времена и стремление к гармонии от Леонардо.
Справа фотография росписи, как она выглядит сейчас. Как видите, не очень мудрые монахи проделали дверь и лишили Иисуса ног. Если вы затосковали по ногам Иисуса, справа их изображение на точной копии Джампетрино:
Ну и конечно же, есть теория про конец света. Одна ученая-исследовательница Ватикана разгадала код да Винчи (и особо пояснила, что с книгами Дэна Брауна он не связан) и смогла разгадать зашифрованную художником дату конца света. 21 марта 4006 года нас ждет всемирный потоп, который продолжится до ноября и уничтожит человечество.
Пожалуй, на такой весомой и серьезной ноте я завершу пост. Единственное, важная вещь – если будете в Милане и захотите посмотреть на работу, нужно бронировать билеты за 1,5-2 месяца, иначе не пустят.
Уверен, что не рассказал все теории и не показал всех деталей, но мы уже слишком увлеклись. Может быть, вы знаете еще какие-нибудь интересные факты?
ИсточникИзображения Тайной Вечери: От фресок в катакомбах до картин Сальвадора Дали
О том, как изображалась Тайная Вечеря византийскими мастерами, западными художниками Средневековья и Возрождения, русскими художниками XIX века, знаменитым сюрреалистом, африканскими художниками середины прошлого века рассказывает кандидат искусствоведения Наталья Боровская.
Первые изображения Тайной Вечери принято относить еще к эпохе римских катакомб, хотя знаменитую сцену трапезы в катакомбе Святого Себастьяна (III век) многие исследователи склонны считать языческим произведением. Бесспорный образец ранней традиции – мозаика византийского храма Сант Аполлинаре Нуово в Равенне (VI век), в которой мы видим весьма нестандартный подход к событию.
Крупная фигура Христа и сидящие за ним апостолы образуют плотный полукруг возле стола, на котором лежат… пять хлебов и две рыбы, т.е. «атрибуты» чуда Умножения хлебов, которое воспринимается как «пролог» Евхаристии. Такая иконографическая комбинация помогает ощутить связь между словами Иисуса на Вечере: «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк.
22, 19) и обращением к ученикам в момент умножения хлебов: «Вы дайте им есть» (Мк. 6, 37).
В средневековом искусстве при изображении Тайной Вечери на первом месте, безусловно, оказывался евхаристический аспект. Согласно византийскому канону в алтарной части храма (апсиде) на самом видном месте помещалась монументальная композиция «Причащение апостолов».
Она давала не историческое изображение конкретного Евангельского события, а символическую трактовку Таинства, и этим объясняется ряд сюжетных условностей. Прежде всего – отсутствие Иуды и обязательное присутствие апостола Павла, что с исторической точки зрения некорректно и почти абсурдно.
Во многих храмах византийского происхождения можно встретить в композиции не одну, а две фигуры Христа, что должно было стать символом Его Богочеловечества. Именно это мы видим в мозаике из Софийского собора (XI век) и Михайловского Златоверхого монастыря (XII век) в Киеве.
В изображении Евхаристии немало живописцев стремились к более глубокому постижению мистической тайны события. Порой это приводило к парадоксальному результату. Так на картине Тинторетто «Тайная Вечеря» для венецианского храма Сан Джорджо Маджоре (1592-1594) вокруг сцены причащения апостолов создана удивительная световая атмосфера.
Темное пространство, в котором происходит действие, прорезается сиянием вокруг головы Иисуса, нимбами над головами апостолов и светом лампы на потолке, вокруг которой видны фигуры летающих ангелов. Эти мощные и одновременно мягко согревающие глаз вспышки света придают изображению особую трепетность и помогают глубже ощутить духовную тайну происходящего.
Но мистерия света в картине сочетается с парадоксальностью бытовых деталей, не имеющих ничего общего с текстом Евангелия. Рядом со столом, за которым размещены Иисус и апостолы, находится другой стол, уставленный блюдами с едой и фруктами, вокруг этого стола суетятся люди, и даже за спинами апостолов вдруг появляются женщины с тарелками – создается ощущение, что евхаристическое действо совершается на постоялом дворе.
Бытовую сторону изображения колоритно дополняют собака, грызущая кость, и кошка, пытающаяся залезть в корзинку. К чему здесь все это? И какова связь между, казалось бы, такой некорректной бытовой суетой и Святым Таинством?
У нас нет точных ответов на эти вопросы, кроме дежурной искусствоведческой версии о том, что Тинторетто, будучи венецианским живописцем, мыслил глубоко по-светски, как и все жители его родного города.
Венеция, конечно, не созерцательный монастырь, но Тинторетто по своей духовной глубине отличается от других мастеров своей школы. Вероятно, бытовое начало понадобилось ему для того, чтобы дать нам глубже почувствовать Евхаристию как реальность сегодняшнего дня.
Присутствие «посторонних» с их вроде бы неуместной бытовой суетой напоминает о том, что это Таинство – не эзотерический ритуал для избранных, а движение сердца Иисуса, направленное ко всем и каждому. Это удивительно точный образ литургии, на которой следом за апостолами к Причастию подойдем мы – люди, считающие себя обычными, такими похожими на «прислугу» с картины великого венецианца.
В искусстве ХХ века одним из самых выразительных образов Евхаристии стала картина «Тайная Вечеря» Сальвадора Дали (1955, Национальная галерея, Вашингтон).
На первый взгляд, между эпатажным сюрреалистом и выбранной им темой не должно быть ничего общего. И многих до сих пор коробит от одной мысли, что автор «Вильгельма Телля» или «Пылающего жирафа» периодически «посягал» на святое. Но – как бы сильно ни хотелось никого расстраивать – без картин этого художника сейчас уже невозможно представить христианскую культуру прошлого столетия.
И их глубина – лишнее доказательство того, что «Дух дышит, где хочет» (Ин. 3, 8). Действие на картине происходит в строгом интерьере с огромным пятиугольным окном, за которым виден характерный для Дали пейзаж с морем и очертаниями гор на дальнем плане.
Коленопреклоненные вокруг стола апостолы со склоненными головами погружены в глубокую молитву. На столе – два куска хлеба и стакан с вином. Иисус указывает рукой наверх, где в оконном проеме виден обнаженный торс человека с распростертыми по сторонам руками – в позе, так сильно напоминающей Распятие.
Это – видение, указывающее на установительные слова Спасителя: «Сие есть Тело Мое» (Мф. 26. 26).
Столь прямолинейное, на первый взгляд, решение, на самом деле, построено на фундаментальной литургической основе. В католической литургии в момент совершения Таинства священник высоко поднимает Хостию – хлеб, ставший телом Христовым – и люди несколько секунд молча смотрят на Нее.
В момент Причащения священник снова на несколько секунд показывает Тело Христово причастнику, давая ему в буквальном смысле встретиться со Спасителем глазами. И именно момент визуального созерцания Тела Господня и стал основой композиции Дали.
Параллельно с духовно-символической иконографией Тайной Вечери в искусстве развивается так называемая «историческая» традиция изображения, основанная на желании максимально точно проиллюстрировать Евангельские тексты.
«Историков» интересовали, прежде всего, два события: Омовение ног (что очень быстро стало отдельной сценой) и сообщение Иисуса о предательстве Иуды.
И даже если центром изображения была все же Евхаристия, в «исторической» версии она нередко сопровождалась бытовыми повествовательными деталями, которые должны были сделать событие более понятным и художественно актуальным для современников мастера.
Так на рельефе для алтарной преграды (леттнера) собора в городе Наумбурге (Германия, XIII в.) один из апостолов (скорее всего, Петр) брутально облизывает пальцы. И как бы ни казалась такая «подробность» неуместной в данной ситуации, она позволяет глубже пережить смысл Таинства, совершаемого Спасителем не для святых, а для обычных людей, порой даже толком не понимающих, что происходит на их глазах.
А в живой и выразительной картине испанского живописца XVI в. Хуана де Хуанеса из музея Прадо в Мадриде, напротив, сделана попытка изобразить событие наиболее торжественно.
Поэтому Христос ведет себя как священник у алтаря, перед Ним поставлена чаша, похожая на церковный потир, а в руке у Него не просто хлеб, а Хостия – круглый пресный хлебец, который используется именно на литургии латинского обряда. Французский живописец Никола Пуссен в своей знаменитой композиции из цикла «Семь таинств» (1647, Национальная галерея, Эдинбург) стремился показать событие с максимальной исторической точностью.
Иисус и апостолы не сидят, а возлежат за столом, как было принято в античные времена, а интерьер горницы напоминает триклиний – парадную столовую древнеримского жилого дома.
Начиная с эпохи Возрождения, в рамках исторической традиции растет интерес к психологическому содержанию событий, прежде всего – к переживаниям апостолов, услышавших слова Христа: «Истинно, истинно говорю вам: один из вас предаст меня» (Мф. 26, 21).
В композиции Андреа дель Кастаньо для трапезной монастыря Санта Аполлония во Флоренции (1447) на лицах апостолов видна глубокая печаль, Иоанн трогательно целует руку Учителя, а темная фигура Иуды, отсаженного за противоположную сторону стола, в сочетании с экспрессивным колоритом всего изображения создает острое эмоциональное напряжение.
Большинство живописцев усиливали эмоциональное напряжения, стремясь всеми доступными средствами изолировать Иуду. Он оказывался либо на другой стороне стола в «гордом одиночестве», либо примостившимся поближе к выходу или уходящим с Вечери.
На картине Эль Греко (1696, Национальная Пинакотека, Болонья) Иуда расположился в непосредственной близости от зрителя (что явно можно рассматривать, как намек известного содержания) и своими черными одеждами резко выделяется из общей красно-охристой цветовой гаммы (аналогичным образом фигура Иуды может быть расположена и на русских иконах XVII века).
В африканской живописи середины прошлого века (т.е. в разгар крушения колониальной системы) Иуда нередко оказывался единственным белым среди темнокожих участников действа (к коим относился и Спаситель). Кульминационное произведение в этом направлении – конечно же, роспись Леонардо да Винчи в трапезной миланского монастыря Санта Мария дела Грациа (1494-1497).
Его апостолы, поделенные на четыре группы, активно жестикулируют, обсуждая друг с другом слова Иисуса. И даже Иоанн, который согласно его собственному Евангелию, должен был положить голову на грудь Иисуса, вовлечен в общую «дискуссию» – он слегка отодвинулся от Учителя и слушает наклонившегося к нему Петра.
Возможно, имелся в виду момент, когда Петр «сделал знак, чтобы спросить, кто это, о котором говорит» (Ин. 13:24). Динамика поведения апостолов резко контрастирует с абсолютным спокойствием Иисуса.
Его фигура в центре композиции строго симметрична, поскольку в области Его переносицы расположена точка схода в линейной перспективе пространства горницы.
Леонардо словно «выстраивает» Его фигуру подобно тому, как архитектор выстраивает линии на чертеже своего будущего здания. Через это он подчеркивает в личности Иисуса другую, Божественную природу, выводящую Его в иное измерение, недоступное сидящим рядом апостолам. А в Его лице одновременно читаются и скорбь, и глубочайший покой, смиренное принятие Своей участи.
Контраст между статичностью и композиционным равновесием фигуры Иисуса и динамикой поведения апостолов усиливает психологическую остроту ситуации. Вероятно, Леонардо опирался на описание Евангелия от Луки, где говорится, что апостолы «начали спрашивать друг друга, кто бы из них был, который это сделает» (Лк. 22, 23.
В то время как другие синоптики утверждают, что они начали спрашивать об этом Иисуса). В результате они так погрузились в общение друг с другом, что уже сейчас, находясь еще рядом с любимым Учителем, психологически оставили Его одного. Другой, не менее интересный момент – это расположение фигуры Иуды вопреки всем традициям, по которым он должен был быть изолирован от всех.
Иуда размещен между Петром и Иоанном, т.е. очень близко к Иисусу, к тому же в его одежде есть голубой цвет – цвет одежд Иисуса, указывающий на Его Божественное сыновство. Возможно, такое расположение – тонкий намек на последующее отречение Петра. Но не исключено, что еще важнее было показать Иуду таким же апостолом, как и остальные, особо подчеркнуть, что и он тоже получил уникальное призвание стать учеником Христа, призвание, которое в данный момент он в себе убивает.
Еще одной кульминацией психологического решения темы Тайной Вечери можно считать картину Н.Н. Ге (1863, ГРМ. Санкт Петербург), которая первоначально называлась «Отшествие Иуды».
Бурная полемика вокруг интерпретации Евангельской темы в этом произведении прекрасно описана в исследовательской литературе. Также широко известен негативный комментарий Ф.М. Достоевского, утверждавшего, что автор полотна свел великое событие к «обыкновенной ссоре обыкновенных людей».
Разумеется, Николай Ге – мастер другой эпохи и человек с совершенно иным религиозным менталитетом. И пишет он не икону и не фреску для монастырской трапезной, а картину, предназначенную для светских выставочных условий, и вряд ли он чувствует себя обязанным придерживаться иконографических стандартов. И его – человека XIX века, психологический аспект ситуации интересует больше, чем сакральный.
Поэтому уход Иуды из трагического, но все же «периферийного» факта превращается в центральное событие, приковавшее к себе всех участников действа. По словам исследователя русского искусства XIX века С. С. Степановой, живописец отступает от текста Евангелия, показывая Иуду уже разоблаченным и всеми опознанным и тем самым превращая его из мелкого предателя в значительную личность – принципиального противника Христа.
Степень личностной значительности Иуды определить на картине сложно: его фигура настолько погружена в тень, что даже черты лица почти невозможно разобрать. Однако именно он, а не Христос, вопреки всем традициям, становится композиционной точкой притяжения, невольно приковывая к себе не только потрясенных апостолов, но и зрителя.
И если все апостолы единодушно смотрят на уходящего Иуду, показывая на своих лицах целый спектр сильных эмоций – от удивления до возмущения – то глаза Христа опущены вниз и весь облик полон сдержанной, но очень глубокой скорби. Уход Иуды стал для Него источником острейшей душевной боли и на какое-то время занял все Его внутренние силы, потому что Иуда уходил навстречу собственной гибели.
И именно это страдание, на наш взгляд, – психологический стержень произведения. Оно – не об Иуде, какое бы важное место он ни занимал. Еще меньше – о конфликте предателя с группой бывших единомышленников – «соратников по борьбе», как пытались интерпретировать это критики середины XIX века, близкие к революционно-демократическому движению.
Картина – о скорби Христа по любому грешнику, упорствующему в своем грехе, а значит неизбежно приходящему к духовной смерти.
Много лет Правмир работает для вас и благодаря вам. Все тексты, фото и видео созданы только благодаря вашей поддержке. Вы создаёте материалы, которые помогают людям.
Поддержите Правмир сейчас! Сделайте небольшой вклад: 50, 100, 200 рублей — чтобы Правмир продолжался!
ИсточникКартина-фреска «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи
«Тайная вечеря» Леонардо да Винчи – шедевр итальянского Высокого Возрождения и одно из самых известных произведений христианского искусства. Оно иллюстрирует сцену из последних дней земной жизни Иисуса Христа, как описано в Евангелии от Иоанна 13:21.
Картины по стилям
Картины по жанрам
Хотя на первый взгляд фреска кажется простым изложением евангельского сюжета, на самом деле это исключительно сложное произведение, символизм и драматическая направленность которого делают его первым образцом эстетики Высокого Возрождения.
История создания картины
Восстановить историю «Тайной вечери» Леонардо да Винчи в хронологическом порядке непросто. Не сохранилось точных документов, подтверждающих роль заказчика. Первая точная дата, 1488 год, связана с завершением строительства трапезной Санта-Мария-делле-Грацие, где должна была разместиться картина Леонардо да Винчи.
Эта дата известна из краткого описания церкви и монастыря Санта-Мария-делле-Грацие доминиканским монахом Джироламо Гаттико.
Доминиканцы наняли известных художников того времени для украшения религиозного здания, которое Людовико Сфорца иль Моро (герцог Миланский с 1480 по 1494 год) хотел превратить в усыпальницу для своей семьи. Архитектура трибуны, построенной между 1492 и 1493 годами Донато Браманте по приказу герцога Милана Людовико иль Моро, – одно из высших достижений эпохи Возрождения в Северной Италии. Однако Людовико не смог завершить проект, поскольку был свергнут, потерял власть и умер в заключении в замке Лош во Франции в 1508 году.
Искусствоведческая литература ориентируется на датировку между 1493 и 1494 годами, когда появляются первые рисунки Леонардо, связанные с исследованием «Тайной вечери». Последняя реставрация позволила опознать герб, связанный с именем Джана Галеаццо Сфорца. Многие ученые считают, что именно в этот период, вероятнее всего, Леонардо приступил к созданию шедевра.
1498 год – дата завершения, учитывая, что Лука Пачоли в посвящении к трактату «Божественная пропорция» описывает картину в деталях.
Людовико иль Моро, ставший герцогом в 1494 году, сыграл свою роль в создании «Тайной вечери», но первым заказчиком произведения, скорее всего, был его предшественник Джан Галеаццо Сфорца, который умер в 1497 году в возрасте 25 лет. Леонардо должен был закончить работу еще летом 1497 года, о чем свидетельствует письмо герцога Миланского своему секретарю Марчезино Станга с просьбой «вернуть Леонардо из Флоренции, чтобы он закончил работу».
Подготовительные работы
Историк-искусствовед Пьетро Чезаре Марани, выдающийся исследователь жизни и творчества Леонардо, отмечает в книге «”Тайная вечеря” Леонардо», что подготовительные рисунки для картины датируются началом 1490-х годов. Первый композиционный эскиз «Тайной вечери» появляется на листе вместе с рисунками фонаря Миланского собора, этюды голов апостолов – рядом со знаменитой «Дамой с горностаем».
Современники рассказывали, что его поведение было более чем странным. Иногда он начинал писать с раннего утра и даже не ел весь день, продолжая работать. В другое время он мог гулять целыми днями по городу в поисках лиц для вдохновения или по несколько часов созерцал свое творение.
Источник