thenightisstillyoung 6 лет назад
Светило науки — 25 ответов — 0 раз оказано помощи
1, точки зрения Игорь не принадлежит к тем князьям, которые оставили глубокий след в истории России. Ничем особенным он себя не прославил, а поход, воспетый неизвестным автором в «Слове», закончился печально — князя и его дружину ожидало бесславное поражение. Различные источники по- разному позволяют думать о моральном облике князя.
Одни исследователи безоговорочно признают его героем, самоотверженно оборонявшим русскую землю. Другие считают его безрассудным правителем — поход князя Игоря был бессмысленным и заведомо оказался обреченным на провал. Но, по мнению этих исследователей, новгород-северский князь, хоть и оказался недальновидным политиком, был не лишен воинской доблести. И третьи склонны видеть в нем лишь коварного и беспринципного корыстолюбца, решившего присвоить себе славу защитника родной земли, добытую великим князем Святославом.
Источник: znanija.pro
КРИШНАМУРТИ ДЖИДДУ — НЕМЕДЛЕННО ИЗМЕНИТЬСЯ читает Nikosho
Цвет в «Слове о полку Игореве», его роль и значение в произведении
«Цвет занимает важное место в поэтической системе «Слова о полку Игореве». Представление о цвете автор дает, во-первых, прилагательными, обозначающими цвета: багряный, белый, бусый*, зеленый, серый, сизый**, черный, черленый. Бусый, серый и сизый — смешанные цвета, остальные — чистые, «локальные».
В роли определений, обозначающих цвет, в «Слове о полку Игореве» выступают также отпредметные прилагательные: серебряный, золотой, жемчужный, кровавый, которые прямо указывают на цвет только в переносном значении (кровавые зори, серебряные берега, струи реки, седина), а в других случаях — опосредованно.
Кровавые берега и кровавая река — это залитые кровью, а значит, красные от крови. «Серебряное» стружие — сделанное из серебра, но этот эпитет употреблен в ряду цветообозначающих прил.: белая хоругвь, черленая челка, черленый стяг, что делает и его цветообозначением.
Эпитет золотой (а также злаченый, златоверхий и т. п.) обозначает в «Слове о полку Игореве» «княжеский», так как золото — это княжеский атрибут. Но с ним связано через цвет понятие о ярком свете, подобном солнечному, в одном случае автор «подсказывает» это читателю: Всеволод «посвечивает» своим золотым шлемом.
Метафора «жемчужная душа» построена на сравнении чистой души князя, в одиночестве умирающего на поле битвы, с чистой, светлой, перламутровой белизной жемчуга. Интересно, что блеск «жемчужной» души не противопоставляется в «Слове» «мрачному» телу, а сочетается с блеском «золотого ожерелья» (гривна, знак княжеского достоинства) на шее князя.
Художественную функцию цвета в «Слове» исследователи связывают с оценочной характеристикой «положительный — отрицательный».
ПЛЫВУН ВАЛУН ПЛИТА КАМНЕЙ В КОЛОДЦЕ 18 КОЛЕЦ
По мнению М. В. Пименовой, положительная оценка связана в «Слове» со светлыми тонами, а отрицательная — с темными. Ё. Накамура считает, что в «Слове» «свет и теплый колорит, то есть золотой и красный, представляют положительные ценности, а тьма и холодный колорит, то есть черный и синий, обозначают отрицательные ценности» («Слово. » и «Повесть. «. 1988. С. 89).
Схема Пименовой ошибочна в принципе, поскольку разделить хроматический цвет на светлые и темные невозможно: многие из них имеют как светлые, так и темные оттенки, например, красный, который исследовательница относит, как и багряный, к светлым тонам.
Попытка Накамуры связать теплый колорит с положительной оценкой, а холодный — с отрицательной непродуктивна, поскольку верна лишь по отношению к названным исследователем цвету. В эту схему не укладываются зеленый, серебряный, сизый, серый, относящиеся к «холодным» цветам, но связанные с положительной оценкой.
Сводить цветовую палитру «Слова». к простому противопоставлению их как светлых и темных или теплых и холодных — значит обеднять художественное значение цвета в «Слове».
Каждый цвет в слове важен сам по себе и имеет свое значение, закрепленное за ним в символической системе традиционной народной культуры.
В частности, цвет — один из элементов, при помощи которых создается языческая модель мироустройства. Каждая из космических сфер имеет «свой» цвет: небесная область богов — белого цвета, земная область людей, мир жизни — красного цвета (природный мир Земли символизировал зеленый цвет), нижний мир делился на водные глубины — синего цвета, и подземный мир, преисподнюю — черного цвета. Не случайно поэтому обитающая в нижнем мире «нечистая сила» — синего и черного цвета. Это представление нашло отражение и в христианской литературе. В Житии Прокопия Устюжского, например, «темные силы демонов» «видением черны и сини».
Цветовая символика была усвоена византийской культурой, в которой, по словам В. В. Бычкова, пурпурный — цвет божественного и императорского достоинства; красный — цвет пламенности, огня, как карающего, так и очищающего, это цвет «животворного тепла», а следовательно, символ жизни, он же — и цвет крови; белый часто противостоит красному, как символ божественного света. Со времен античности белый цвет имел значение чистоты и святости, отрешенности от мирского (цветного), устремленности к духовной простоте и возвышенности; черный цвет в противоположность белому воспринимался как знак конца, смерти. В иконописи только глубины пещеры — символа могилы, ада — закрашивались черной краской; зеленый цвет символизировал юность, цветение. Это типично земной цвет; он противостоит в изображениях небесным и «царственным» цвет — пурпурному, золотому; синий и голубой воспринимались в византийском мире как символы трансцендентного мира.
В «Слове о полку Игореве» одни и те же цветовые эпитеты используются и как простое цветообозначение, и с символическим подтекстом. Художественные функции цветовых эпитетов в «Слове» различны.
Стремясь резче противопоставить русских и половцев как «своих» и «чужих», автор «Слова» вводит это противопоставление в систему мифологических оппозиций свет — тьма, солнце — тучи, земля — море, земля — поле и т. д. Этому противопоставлению служит также оппозиция черленого (красного) — синего (соответствующая оппозиции земля — море) и золотого — черного (соответствующая оппозиции солнце — тучи).
Эпитет «красный» как обозначение цвета употребляется с XVI в., до этого он означал «красивый». Красный цвет по-древнерусски «черленый» или «червленый», маркирующий в мифологии мир людей, мир жизни, в «Слове» связан с русскими (их щиты четыре раза названы «черлеными»).
Синий цвет, маркирующий в мифологии мир «синего моря», подчеркнуто связан с половцами, которые живут «у синего моря», «на синем Дону». Из всех рек, упомянутых в «Слове», только Дон, половецкая, враждебная для русских река, характеризуется, как и в фольклоре эпитетом «синий».
Напомню, что постоянный фольклорный эпитет Дуная, главной славянской реки, — «белый». Интересно также, что синий цвет связан с «мертвой» водой, а белый — с «живой». Загадочные «синии молнии» и «синее вино» также имеют символический смысл в «Слове» и соотносятся с половцами.
В «Слове». эпитет «синий» подчеркнуто связан с половцами и несет негативный смысл, в том числе и в выражении «синии молнии», которое употреблено в символическом значении. Черные тучи, идущие с моря, — это полчища половцев, надвигающихся на русских, а синие молнии — это сверкающие половецкие сабли.
«Синее вино» можно понимать как темное, мутное вино. Но кроме того, вино в «Слове» — символ крови. Кровавое (это пояснение символа и одновременно указание на ярко-красный цвет) вино — это кровь русских. Синее же вино — это кровь половцев, символически связанных с синим цветом. Кровавое (красное) и синее вино заменяет, точнее, подменяет, в «Слове» естественное и традиционное для фольклора светлое «зелено вино» (по аналогии с «зелен виноград»).
Оппозиция солнце — тучи реализуется в «Слове» и как оппозиция золотого и черного цвета. Золото есть образ света, оно символизирует свет солнца и в связи с этим является атрибутом русских князей. Солнце, золото, рус. князья — все они излучают свет: солнце «светлое» и «тресветлое», «посвечивает» золотой шлем Всеволода, как и др. золотые и позолоченные предметы, Игорь — «свет светлый» и т. д.
Тучи же, хотящие «прикрыть» четырех князей-солнц, и паполома, покрывающая, словно тучи, солнце-князя во Сне Святослава, — черные. Золотой цвет был «носителем света» и в византийской живописи.
Вероятно, можно говорить также о скрытой цветовой оппозиции в «Слове о полку Игореве» черного ворона (символ врагов-половцев) и сокола (символ князей), постоянный эпитет которого в фольклоре — «ясный», т. е. светлый.
Идею света несет в «Слове», помимо золотого и жемчужно-белого, еще и багряный цвет — пурпуровый, менее густой, чем червленый, алее, самый яркий и чистый красный цвет (Даль В. И. «Толковый словарь живого великорусского языка»). Багряными названы два погасших столпа, символизирующие двух младших русских князей, участвовавших в битве, — Святослава Рыльского и Владимира Путивльского (Игорь и Всеволод названы солнцами). Автор точен в цветообозначении: световые столбы северного сияния в областных наречиях так и называют — «багрецы».
Прилагательное «белый» не имеет в «Слове» символического значения, в отличие от устной народной словесности и книжной христианской литературы, где он, наряду с черным, является наиболее распространенным, по словам А. М. Панченко, цветом, символически уподобленным свету и выражающим идею святости. В «Слове» «белый» встречается всего два раза как простое цветообозначение: «бѣлая хорюговь», «бѣлымъ гоголемъ». Вероятно, это объясняется тем, что основную роль «светоносного» цвета в «Слове» выполняет прилагательное «золотой».
Прилагательное бусовый — босувый — босый восходит, по мнению Н. А. Баскакова, к тюркскому слову. Баскаков приводит следующие значения этого слова: серый, сизый, сивый, дымчатый, беловатый, белый, бледный (см.: Виноградова. Словарь. Л., 1984. Вып.
6. С. 205). В «Слове о полку Игореве» это слово употреблено три раза в трех разных формах: «босуви врани», «бусово время» (по мнению некоторых исследователей, «бусово» здесь — притяж. прил. от имени Бооз), «босый волк».
Из многочисленыых значений, приписываемых словам бусовый — босувый — босый, можно сделать вывод, что они обозначали, как и в тюркских языках, серый цвет с различными оттенками: темно-серый (свинцовый), серо-синий и серо-голубой (сизый), серо-дымчатый, серо-беловатый, серо-коричневатый (бурый) и др., а также такую двухцветную окраску шерсти, оперения, когда один из цветов был различных оттенков серого цвета. По значению тюркизм «бусый» совпадал со словом «чалый» (см.: Даль В. И. «Толковый словарь»).
В «Слове» рассматриваемое слово в разных случаях имеет разный смысл. «Босый волк» — это волк с серо-беловатой, после весенней линьки, летней шерстью (Игорь бежит из плена летом, поэтому сравнивается не с серым, а с босым волком). «Босуви врани» — это серые воро́ны с черной окраской головы, горла, крыльев, хвоста, клюва и ног (т. е. серо-черные). «Бусово время» — это, вероятно, в переносном значении — темно-серое, мрачное время.
Исследователи давно обратили внимание на то, что «босуви врани» Сна Святослава перекликаются с выражением «время бусово» в речи бояр, толкующих сон. Злорадствующие по поводу поражения русских готские «красные девы» предстают во Сне Святослава как каркающие серые вороны: они воспевают мрачное темное время, когда черные тучи половцев прикрыли на Каяле всех четырех князей-солнц, когда тьма одолела свет. Как видим, слово «бусый» в обоих этих случаях входит, наряду с черным и синим, в семантико-символическое поле тьмы, противопоставленной в «Слове» свету.
Готские девы (готы — соседи половцев, сочувствующие им) не случайно поют на берегу «синего моря». Возможно, следует учитывать и то, что серый, по словам А. Н. Веселовского, символизировал злобу.
В некоторых случаях автор использует, по определению Пименовой, «нагнетание» мрачных, темных цветов, например, в символическом описании надвигающихся половецких войск (черные тучи, синии молнии, кровавые, т. е. зловещие, зори), в Сне Святослава (черная паполома, синее вино, синее море, «босуви врани», «время бусово»).
Им противопоставлены радостные, светлые картины: картина первого, удачного для русских, боя, где описание трофейного знамени, преподнесенного Игорю, построено на красном, белом, серебряном цветах; картина возвращения Игоря на родину: Донец стелет Игорю зеленую траву (сравните в других описаниях: кровавая трава, зеленая паполома) на своих серебряных от росы берегах (сравните в других описаниях: темный берег реки Стугны, «затворившей» Ростислава, кровавые берега Немиги), одевает его теплыми туманами под сенью зеленого дерева (сравните в других описаниях: деревья листву «сронили» в знак печали).
По мнению Панченко, постоянные эпитеты, образующие вместе с определяемым словом идиоматическое выражение, сращение, не содержат указания на цвет: «Когда в „Слове о полку Игореве“ говорится о черном вороне или сером волке, то, видимо, было бы опрометчиво придавать цвету какое-либо значение. Ни автор, ни читатель не осознавали это как нечто серое или черное. Это — символы и только, некие синкретические представления, где цвет был переживанием, уже чувственно недейственным». К такого же рода словосочетаниям исследователь относит «синее море», «зеленое древо».
На наш взгляд, это не совсем так. Автор «Слова» заставляет звучать свежо стершиеся, казалось бы, эпитеты. Рядом с «сизым орлом» назван «серый волк», что побуждает обратить внимание на разные оттенки серого цвета. «Серый волк» в свою очередь невольно сравнивается с «босым волком». «Зелена трава» противопоставлена «кровавой траве», что также обновляет постоянный эпитет. То же самое с «черным вороном» и «синим морем», «увидеть» цвет которых помогает символическое значение этих цветов в «Слове о полку Игореве».
«Слово о полку Игореве» свидетельствует не только о том, каким тонким было восприятие цвета у древнерусского человека, как богата была цветовая палитра, насколько разработана была цветовая терминология и символика, но и о виртуозном использовании цвета автором «Слова» в художественных целях.»
(Л. В. Соколова, статья «Цвет в «Слове»» // «Энциклопедия «Слова о полку Игореве» «. Т. 5. — 1995)
Это были материалы о роли и значения цвета в «Слове о полку Игореве» — выдающемся памятнике древнерусской литературы.
Источник: www.literaturus.ru
Кровать тесовая значение слова
Финист — ясен сокол
Вот собрался раз старик на ярмарку. Позвал он дочерей и говорит:
— Дочери мои любимые, хорошие да пригожие, что вам на ярмарке купить?
Старшая дочь говорит:
— Купи мне, батюшка, сарафан шёлку лазоревого, да такой, чтобы соседские девки от злости сохнули.
— Купи мне, батюшка, бусы дорогие, да такие, чтобы подруженьки с зависти лопнули.
— А тебе что купить, меньшуха моя любимая?
— А купи мне, батюшка, аленький цветочек, да краше которого нету на белом свете.
Подивился старик, покачал головой, да делать нечего.
Вот поехал старик на ярмарку, купил сарафан шёлку лазоревого, купил бусы золотые, а аленького цветочка нет как нет.
Выехал он за околицу.
Вдруг видит — идет навстречу старичок седенький, армячок серенький, а в руках у него цветочек аленький, да краше которого нет на свете.
Вот отец и говорит:
— Не продашь ли, дедушка, цветочек аленький?
— Не продажный он, а заветный.
— А какой на нём завет?
— Вот если дочь твоя пойдёт замуж за сына моего Финиста — ясна сокола, бери цветок, а нет — проезжай мимо.
— Ну, неволить дочку не буду, а по сердцу будет — перечить не стану.
Отдал ему старичок цветок и как сквозь землю провалился.
Вот приехал отец домой, отдал дочерям сарафан шёлку лазоревого, отдал бусы золочёные, а младшей дочери и говорит:
— Не люб мне цветочек твой аленький. Я за него тебя замуж посулил неведомо за кого — за Финиста — ясна сокола.
— Ничего, — говорит, — батюшка. Я Финиста — ясна сокола давно знаю, у подруг в гостях с ним не раз встречалась.
Взяла девица аленький цветочек и к себе в горницу убежала.
Поставила цветочек на окошко, распахнула ставеньки и говорит:
— Полно тебе, Финист — ясен сокол, по поднебесью летать, скучно мне без тебя, красной девице.
Откуда ни возьмись, влетел в окно сокол, о пол грянулся, добрым молодцем стал.
А как улетел обратно, дал ей пёрышко из левого крыла.
— Чего, — говорит, — захочешь, моя любушка, в правую сторону пёрышком взмахни — всё тебе явится, в левую взмахнёшь — всё спрячется.
Вот настало воскресенье.
Стали старшие сёстры в гости к соседям собираться. Наряжаются в сарафаны нарядные, достают платки новые, надевают бусы золочёные да над младшей сестрой посмеиваются.
— А ты, умница-разумница, что наденешь?! У тебя и обновок-то нету! Сиди дома со своим цветочком аленьким!
— Ничего, — говорит, — сестрички, мне и дома хорошо.
Только сёстры из дому ушли, побежала девица в свою светёлку, открыла окошечко, махнула пёрышком в правую сторону.
Отколе ни возьмись, подскакала карета золочёная, в три пары лошадей запряжённая, выскочили слуги проворные, одели её, на пир к соседям повезли. А гости на пиру есть-пить перестали, все на неё смотрят, дивуются…
— Откуда эта царевна заморская?!
Чуть праздник кончился, села девица в карету золочёную — только её и видели.
Домой приехала, в левую сторону пёрышком махнула.
Всё из глаз пропало. Села у окошечка в пестрядинном сарафанчике, в пяльцах шьёт, нитку к нитке кладёт.
Читайте так же:
Схема сборки кровать чердак ника
Прибежали сёстры, стали рассказывать ей:
— Была у соседей царевна заморская, красоты неописанной, одежды невиданной. А ты, дурочка, дома сидела, ничего не видела.
— Ничего, — говорит, — сестрички, вы так хорошо рассказываете, будто я сама всё видела.
Вот и второе, и третье воскресенье так велось. А на четвёртое воскресенье, как стала девица раздеваться, забыла из косы бриллиантовую булавку вынуть. Стали ей сёстры про царевну заморскую рассказывать, да одна и заметила:
— Что это у тебя, сестричка, булавка в косе точь-в-точь, как у заморской царевны была?
Ничего им девица не ответила, закраснелась, к себе в светёлку убежала.
Только стали с той поры сёстры подсматривать, стали сёстры подслушивать и увидали, как на вечерней заре к ней сокол в окно влетел. Вот и задумали они недоброе. Знать, сердца у них были злые и завистливые.
Вот раз вечером распахнула девица ставень и поставила на окошко цветочек аленький, а сама прилегла на лавку да и заснула крепко-накрепко.
Тут злые сёстры воткнули в окне ножи острые крест-накрест, а подоконник иголками утыкали.
Прилетел Финист — ясен сокол, на ножи наткнулся, грудь себе изранил, крылышки подрезал, ножки искровянил.
— Прощай, — говорит, — красная девица! Спасибо тебе за любовь твою! Всю грудь мне изранила, крылья подрезала, сердце искровянила. Улечу я теперь за тридевять земель в тридесятое царство, в далекое государство. Пожалеешь, покаешься, да поздно будет. Не найти тебе Финиста — ясна сокола, не вернуть тебе любви моей.
Разве три пары сапог железных истопчешь, три посоха чугунных изломаешь, три хлеба каменных изгложешь.
Застонал он тут стоном страшным, и на стон его по всему городу колокола медные пооткликнулись. Проснулась девица, видит — нет около неё Финиста — ясна сокола. Ставеньки растворены, торчат на окне ножи острые крест-накрест, и каплет с них кровь горячая прямо на цветочек аленький, а пёрышками всё окно усеяно — его пёрышки радужные.
Заплакала девица, пошла к кузнецу, в пояс ему поклонилась, приказала ему три пары сапог железных, три посоха чугунных исковать, взяла три хлеба каменных и в путь отправилась.
Уж не раз заря занималась, росами медвяными умывалась, облаками облачалась, звёздами застёгивалась, а девица всё идёт, всё идёт, а лес всё чернее, всё гуще, верхушками в небо вьётся.
Вдруг глядит — стоит избушка на курьих ножках, туда-сюда поворачивается.
— Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом: мне в тебя лезть и хлеба есть.
Повернулась к ней избушка передом; вошла в неё девица, а там Баба Яга лежит на печи, на девятом кирпиче.
— Фу-фу-фу, — говорит, — раньше русского духу было слыхом не слыхать, видом не видать, а теперь русский дух по свету шляется, в нос бросается.
Поклонилась ей девица низёхонько, рассказала ей всё скромнёхонько.
Ну, Баба Яга её пожалела, накормила, напоила и спать уложила. А утром рано-ранёшенько разбудила и дала ей подарочек — золотое блюдечко, серебряное яблочко.
— Иди, — говорит, — к моей старшей сестре; она по Руси летает, больше меня знает. Может, она тебе путь укажет.
И пошла девица дальше.
Она день идёт и другой идёт. Она год бредёт и другой бредёт, а лес всё темней, всё гуще, верхушками в небо вьётся.
Источник: irina-vaiman.ru