Будь же холоден ты живущий как осеннее золото лип

Песни, песни, о чем вы кричите?
Иль вам нечего больше дать?
Голубого покоя нити
Я учусь в мои кудри вплетать.

Я хочу быть тихим и строгим.
Я молчанью у звезды учусь.
Хорошо ивняком при дороге
Сторожить задремавшую Русь.

Хорошо в эту лунную осень
Бродить по траве одному
И сбирать на дороге колосья
В обнищалую душу-суму.

Но равнинная синь не лечит.
Песни, песни, иль вас не стряхнуть.
Золотистой метелкой вечер
Расчищает мой ровный путь.

И так радостен мне над пущей
Замирающий в ветре крик:
«Будь же холоден ты, живущий,
Как осеннее золото лип».

• Следующий стих → Сергей Есенин — Поэт
• Предыдущий стих → Сергей Есенин — Певущий зов

Источник: rustih.ru

Есенин Сергей

Есенин Сергей Песни, песни, о чем вы кричите? Читает Лев Литвинов

Родился Сергей Александрович Есенин 3 октября 1895 гола в селе Константиново Рязанской губернии в крестьянской семье. Окончил 4 класса земского училища и церковно-приходскую учительскую школу. В 1912 году 17-летний юноша приехал в Москву, работал в типографии, посещал литературно-музыкальный кружок, лекции в народном университете.

Первые стихи напечатал в московских журналах. Переехал в Петроград, где познакомился с Блоком, Клюевым, Городницким:

О Русь, взмахни крылами,
Поставь иную крепь!
С иными именами
Встает иная степь.

По голубой долине,
Меж тёлок и коров,
Идёт в златой ряднине
Твой Алексей Кольцов.

В руках — краюха хлеба,
Уста — вишнёвый сок.
И вызвездило небо
Пастушеский рожок.

За ним, с снегов и ветра,
Из монастырских врат,
Идёт, одетый светом,
Его середний брат.

От Вытегры до Шуи
Он избраздил весь край
И выбрал кличку — Клюев,
Смиренный Миколай.

Монашьи мудр и ласков,
Он весь в резьбе молвы,
И тихо сходит пасха
С бескудрой головы.

А там, за взгорьем смолым,
Иду, тропу тая,
Кудрявый и весёлый,
Такой разбойный я.

Первый сборник «Радуница» (1916) был восторженно принят литературной средой и принёс громкую славу певцу русской деревни.

Служил в царской армии, много путешествовал. Октябрьскую революцию принял, но своеобразно, с крестьянским уклоном.

Вместе с Мариенгофом был основателем имажинизма — как следствие, стихи переполнены замечательными образами и метафорами. Для одной только луны у Есенина насчитываются десятки образов! Луна у поэта — и щенок, и всадник унылый уронил повода, и шапка-месяц, и младенец в подоле. и ягнёночек кудрявый, она и согнутый пастушечьий рожок, и сырный кусок, и коврига хлебная под сводом, и «луна над крышей, как злат бугор».

Есенин с детства впитал образы и краски родной рязанской земли, и сумел описать, словно живописец кистью, неподражаемыми словами, как ни один поэт на свете.

Песни, песни, о чем вы кричите — Сергей Есенин

Самозабвенно, на животном уровне, любил свою малую и большую родину, и слагал о них стихотворения и поэмы, так похожие на песни:

Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.

Опять я тёплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.

О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.

Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить —
Я научиться не могу.

И не отдам я эти цепи
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.

Вместе со своей американской женой танцовщицей Айседорой Дункан Сергей Есенин побывал в Германии, Франции, Италии, Бельгии, США, Канаде — и ощутил ещё большую любовь к отчизне.

Горький: «Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии».

Тонкий лирик, волшебник русского пейзажа поражает читателя свежими образами, каждый из которых — художественное открытие. Доступный, понятный даже самому неискушённому читателю — он был и есть наиболее читаемым русским поэтом.

Лично я в совершенно юном возрасте влюбился в стихотворение Есенина «Сонет»:

СОНЕТ
Я плакал на заре, когда померкли дали,
Когда стелила ночь росистую постель,
И с шёпотом волны рыданья замирали,
И где-то вдалеке им вторила свирель.
Сказала мне волна: «Напрасно мы тоскуем», —
И, сбросив свой покров, зарылась в берега,
А бледный серп луны холодным поцелуем
С улыбкой застудил мне слёзы в жемчуга.
И я принёс тебе, царевне ясноокой,
Кораллы слез моих печали одинокой
И нежную вуаль из пенности волны.
Но сердце хмельное любви моей не радо.
Отдай же мне за всё, чего тебе не надо,
Отдай мне поцелуй за поцелуй луны.
[1915]

Я даже выучил его наизусть и читал девушкам на свидании.

Отбирая стихи Есенина для публикации, поймал себя на мысли, что не могу остановиться: как среди всего великолепия его наследия выбрать лучшие?
* * *
Черемуха душистая
С весною расцвела
И ветки золотистые,
Что кудри, завила.
Кругом роса медвяная
Сползает по коре,
Под нею зелень пряная
Сияет в серебре.
А рядом, у проталинки,
В траве, между корней,
Бежит, струится маленький
Серебряный ручей.
Черемуха душистая
Развесившись, стоит,
А зелень золотистая
На солнышке горит.
Ручей волной гремучею
Все ветки обдаёт
И вкрадчиво под кручею
Ей песенки поёт.

* * *
Тебе одной плету венок,
Цветами сыплю стежку серую.
О Русь, покойный уголок,
Тебя люблю, тебе и верую.
Гляжу в простор твоих полей,
Ты вся — далёкая и близкая.
Сродни мне посвист журавлей
И не чужда тропинка склизкая.
Цветёт болотная купель,
Куга зовёт к вечерне длительной,
И по кустам звенит капель
Росы холодной и целительной.
И хоть сгоняет твой туман
Поток ветров, крылато дующих,
Но вся ты — смирна и ливан
Волхвов, потайственно волхвующих.

* * *
Я снова здесь, в семье родной,
Мой край, задумчивый и нежный!
Кудрявый сумрак за горой
Рукою машет белоснежной.

Седины пасмурного дня
Плывут всклокоченные мимо,
И грусть вечерняя меня
Волнует непреодолимо.

Над куполом церковных глав
Тень от зари упала ниже.
О други игрищ и забав,
Уж я вас больше не увижу!

В забвенье канули года,
Вослед и вы ушли куда-то.
И лишь по-прежнему вода
Шумит за мельницей крылатой.

И часто я в вечерней мгле,
Под звон надломленной осоки,
Молюсь дымящейся земле
О невозвратных и далеких.

* * *
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
С алым соком ягоды на коже,
Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.
Зёрна глаз твоих осыпались, завяли,
Имя тонкое растаяло, как звук,
Но остался в складках смятой шали
Запах мёда от невинных рук.
В тихий час, когда заря на крыше,
Как котёнок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.
Пусть порой мне шепчет синий вечер,
Что была ты песня и мечта,
Всё ж кто выдумал твой гибкий стан и плечи —
К светлой тайне приложил уста.
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
[1915—1916]
* * *
Песни, песни, о чём вы кричите?
Иль вам нечего больше дать?
Голубого покоя нити
Я учусь в мои кудри вплетать.

Я хочу быть тихим и строгим.
Я молчанью у звёзд учусь.
Хорошо ивняком при дороге
Сторожить задремавшую Русь.

Хорошо в эту лунную осень
Бродить по траве одному
И сбирать на дороге колосья
В обнищалую душу-суму.

Но равнинная синь не лечит.
Песни, песни, иль вас не стряхнуть.
Золотистой метёлкой вечер
Расчищает мой ровный путь.

И так радостен мне над пущей
Замирающий в ветре крик:
«Будь же холоден ты, живущий,
Как осеннее золото лип».
* * *
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.

Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.

Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берёз изглоданные кости.

Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.

ПУШКИНУ
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.

Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.

Но эти милые забавы
Не затемнили образ твой,
И в бронзе выкованной славы
Трясёшь ты гордой головой.

А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.

Но, обречённый на гоненье,
Еще я долго буду петь…
Чтоб и моё степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.

* * *
Низкий дом с голубыми ставнями,
Не забыть мне тебя никогда,-
Слишком были такими недавними
Отзвучавшие в сумрак года.

До сегодня еще мне снится
Наше поле, луга и лес,
Принакрытые сереньким ситцем
Этих северных бедных небес.

Восхищаться уж я не умею
И пропасть не хотел бы в глуши,
Но, наверно, навеки имею
Нежность грустную русской души.

Полюбил я седых журавлей
С их курлыканьем в тощие дали,
Потому что в просторах полей
Они сытных хлебов не видали.

Только видели березь да цветь,
Да ракитник, кривой и безлистый,
Да разбойные слышали свисты,
От которых легко умереть.

Как бы я и хотел не любить,
Все равно не могу научиться,
И под этим дешёвеньким ситцем
Ты мила мне, родимая выть.

Потому так и днями недавними
Уж не юные веют года.
Низкий дом с голубыми ставнями,
Не забыть мне тебя никогда.

* * *
Несказанное, синее, нежное…
Тих мой край после бурь, после гроз,
И душа моя — поле безбрежное —
Дышит запахом мёда и роз.

Я утих. Годы сделали дело,
Но того, что прошло, не кляну.
Словно тройка коней оголтелая
Прокатилась во всю страну.

Напылили кругом. Накопытили.
И пропали под дьявольский свист.
А теперь вот в лесной обители
Даже слышно, как падает лист.

Колокольчик ли? Дальнее эхо ли?
Всё спокойно впивает грудь.
Стой, душа, мы с тобой проехали
Через бурный положенный путь.

Разберёмся во всём, что видели,
Что случилось, что сталось в стране,
И простим, где нас горько обидели
По чужой и по нашей вине.

Принимаю, что было и не было,
Только жаль на тридцатом году —
Слишком мало я в юности требовал,
Забываясь в кабацком чаду.

Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,
Так же гнется, как в поле трава…
Эх ты, молодость, буйная молодость,
Золотая сорвиголова!

Источник: stihi.ru

Письмо № 11. Н.С. Фуделю

Ты меня очень порадовал, дорогой, твоим письмом от 27 V, описанием дома, Вареньки, да и тем, что ты пишешь о себе, хотя здесь радость, конечно, смешана с заботой и тревогой. Почему радость, когда ты пишешь о своем страдании, о напряженности, душевной боли?

Я спрашиваю это сам себя и сам для себя не нахожу точного ответа. Мое нутро болит за тебя, сострадает с твоим, хотя и не зная ясно причин, но наряду с этим или именно благодаря тому, что ты страдаешь, я узнаю, я удостоверяюсь, что ты живешь.

Прости, но такие трудные вопросы можно совсем запутать, если что-нибудь не поймешь от другого или скажешь что-нибудь неосновательно парадоксальное или слишком отрывочное. Отсюда частые недоразумения при переписке даже очень близких людей. Поэтому, если я сейчас говорю «не в точку», не досадуй. Я вообще никуда не годный учитель и советчик и анализировать не умел никогда, ни в себе, ни в других, в смысле реальных жизненных оценок.

Ты желал бы, ты пишешь, быть похолодней, поспокойней. Тебе только 24, мне 47 лет 67 . И вот я могу сказать тебе, что еще вот теперь, в 47 лет, такие бури страданий иногда треплют меня и, кроме того, такие бури страстей. Что это тебе? – ты скажешь.

То, во-первых, что знание этого дает ощутить себя не как исключительность, а как закономерность, то, во-вторых, что тебе еще рано «холодеть», то, в-третьих, что никогда «холодеть» не надо. Конечно, «холода» бывают разные, в том числе и «осеннего золота лип» 68 . Но это не холод, а величайший, выстраданный, благословенный покой завершающей себя жизни.

Это последняя лебединая песня радостно умирающей твари – будь это человек или действительно липа или береза. Можно ли получить этот покой без страданий? Не знаю, я действительно не знаю. Я знаю другое: страданий надо мудро избегать, не надо навязываться на них. Вот все, что я знаю. Затем есть страдания ненужные, не научающие, а только раздражающие и ожесточающие сердце.

К их разряду относятся многие так называемые мелкие неприятности, как занозы влезающие в плоть 69 и не дающие покоя. Здесь много может помочь простая человеческая тренировка себя, ежедневный труд над собой, сдержанность, скромность, чувство юмора и добродушие.

Но и здесь, и в мелочах, не нужно жесткости. Нужно другое – терпение. А в скорлупе жесткости не спасешься, если хочешь жить.

Знаем мы этих людей, которые пытались залезть в скорлупу, как в орех, а потом все равно орех трескался, – или жена убежала, или карьера сломана, или сын обозвал последними словами и не дает на пропитание, или ногу отрезало поездом, или просто болезни, болезни, тление, тление, начиная от зубной боли и кончая раком печени, и смерть, смерть. Вот тебе и орех! Другой не вытерпит и сам себе смерть ускоряет.

Не о жесткости думай, а о выдержке. Дело, конечно, не в словах, но в оттенках слов.

Каждый человек в жизни должен быть солдатом, в том смысле и единственном, что он не должен дезертировать от жизни, должен быть мужественным и верным жизни до конца. А вера в жизнь есть вера в то, что, помимо страдания жизни, есть такой сад жизни, такое блаженство дыхания человеческой жизни, людских отношений, природы, искусства, человеческого сердца, «заранее торжествующего над смертью».

А «занозы» надо вынимать, и, конечно, этому можно научиться. И большие страдания тоже надо лечить, чтобы они не мешали жить и работать.

Боюсь, что я опять пишу невпопад, больше о чем-то своем, а не о твоем. Тебе ужасно трудно жить. Я это знаю. Есть тяжести непереносимые, которые ломают хребет и человек делается калекой.

Но, кажется мне, что такие тяжести уже не испытание для очищения и выплавки золота в горниле, а уже начало возмездия за какое-то, какие-то в прошлом невыдержанные испытания, уже суд и возмездие, уже смерть. Да избавит нас от этого Бог. Мы надеемся на его милость, на его знание нашей немощи, на его помощь во всем.

И действительно, эту помощь мы во всем получаем и радуемся каждой светлой минуте, каждому светлому взгляду, и доброму слову, и каждому благополучию во всем. И разве мы знаем его пути? Вот больше 2 лет 70 я тебя не видел, а вместо отчуждения или даже забвения я чувствую себя несравненно ближе к тебе, чем раньше.

Дорогой мой, целую тебя. Грамматические ошибки у тебя продолжаются (залла).

Датируется по ссылке на возраст Н.С. Фуделя.

К июню 1948 г. Н.С. Фуделю, родившемуся 26 мая 1924 г., действительно было 24 года, а С.И. Фуделю – 48, а не 47 лет.

Заключительная строка из стихотворения С.А. Есенина «Песни, песни, о чем вы кричите?» (1918). См.: «Будь же холоден ты, живущий, / Как осеннее золото лип».

Ср.: «И чтоб я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтоб я не превозносился» ( 2Кор. 12,7 ).

То есть с весны 1946 г.

Читать далее

Источник: Собрание сочинений : В 3 т. / С.И. Фудель; [Сост., подгот. текста и коммент. Н.В. Балашова, Л.И. Сараскиной]. — М. : Рус. путь. / Том 1. 2001. – 648 с. / Письма. 263-520 с. ISBN 5-85887-086-4

Вам может быть интересно:

1. Письма о горнем и дольнем – P.S. – архиепископ Василий (Кривошеин)
2. Послания – Послание 109(168). К Илии, сыну – преподобный Феодор Студит
3. Православная Богословская энциклопедия или Богословский энциклопедический словарь. Том VII – Иоанн Дунс Скотт – профессор Александр Павлович Лопухин
4. Путь Отцов – Сергей Иосифович Фудель
5. Библейская энциклопедия – Ифдия – архимандрит Никифор (Бажанов)
6. Последование часов и изобразительных. Историческое исследование – Евфимий Петрович Диаковский
7. [Рец. на:] Сочинения Смирнова Петра, прот., настоятеля Санкт-Петербургского Исаакиевского собора. – профессор Николай Александрович Заозерский
8. Проповеди – 83. Слово в Неделю Всех святых – священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской
9. Алфавитный указатель на книгу Святого Иоанна Лествичника, называемую «Лествица» – преподобный Иоанн Лествичник
10. Жития русских святых – Май 18 – профессор Сергей Иванович Смирнов

Поделиться ссылкой на выделенное

Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»

Источник: azbyka.ru