Зачем тебе столько золота

Вепринцев глубоко всхрапнул, словно взял заключительный аккорд, и, испугавшись, проснулся. «Фу, черт возьми!» Он оторопело поглядел вокруг, прислушался, но напряженный слух его ничего не мог уловить кроме беспечного и вольного храпа Стрижа, ничком лежавшего рядом, да глухих ударов собственного сердца. И хотя кругом еще стоял полумрак в небольшие подслеповатые окна уже настойчиво лезли трепотные тени погожего утра.

Поднявшись, Вепринцев неловко и грузно сел на постель и тотчас почувствовал во всем теле тупую усталость; в голове свинцовая тяжесть, во рту сухо и горько. Заметив в темном углу ведро, с водой он слез с шаткой скрипучей кровати и, шлепая по полу босыми ногами, пошел туда. «Кажется, вчера много выпили», — подумал Вепринцев и, зачерпнув полный ковш холодной воды, жадно припал к нему. На голую волосатую грудь прозрачной струйкой стекала вода, но он, казалось, не чувствовал этого, ему даже был приятен скользящий холодок воды.

В просторной деревенской избе пахло сухой майской полынью, и парным молоком: За дверью слышался негромкий рассудительный бабий говор, звякали подойники; во дворе печально мычала корова, с нетерпением-ожидая хозяйку; вполголоса журились гуси, твердо постукивая клювами в пустое корытце; зевластый петух, взлетев, на забор, оглушил всех своим озорным, криком.

МАМА:ЗАЧЕМ ТЕБЕ СТОЛЬКО ЛЯГУШЕК |Я:

«Вот это и есть Рыбаки, — подумал Вепринцев, тихо позевывая. — Ры-ба-ки… Обыкновенная; вонючая-деревня… А пили и в самом деле очень много?. Нехорошо…»

Он вспомнил веселого добродушного парикмахера Семена, его племянника Илюшу, старого хакаса Оспана, единственного живого родственника Лукашки, штейгера Гурия… А что же все-таки болтал про Лукашку этот старый вахлак Оспан? Он, кажется, говорил, что могила его где-то совсем близко отсюда? Ну к чёрту могилу! Он еще рассказывал о нем какие то занимательные сказки. Смешно, будто этот старый козел понимал что-то в горных работах, хорошо знал те места, где лежит золото… А впрочем, черт его знает, может быть, и знал.

В избе стало совсем светло, радостные блики солнца заиграли на большом самоваре, стоявшем на столе, на безделушках развешанных по стенам, — все небогатое убранство деревенской горницы теперь было на виду. Вепринцев снова улегся в постель и с любопытством глядел на стол, на сундук, покрытый дерюжкой, долго разглядывал огромные ветвистые рога марала, висевшие над кроватью, старое, с черными стволами ружье. Потом он толкнул ногой Стрижа.

— Довольно тебе храпеть. Что ты, как запаленный мерин?

Стриж долго моргал припухшими, налитыми розоватой мутью глазами, отрывисто кашлял и молчал.

— Когда ты пьян, ты настоящая свинья, — сердито проворчал Вепринцев, почесывая, широкую, бугристую грудь, — Болтаешь много…».

— С этим согласен, правильно, — угрюмо ответил Стриж и виновато поглядел на Вепринцева. — Наболтал что-нибудь, да?

— Что ты можешь сказать умного? Болтал, конечно, вздор всякий; как в тюрьмах сидел, как по чужим карманам шарил.

— Что же ты глядел? — прохрипел Стриж. — Треснул бы по физике, как следует.

Warcraft III: The Frozen Throne | #3 Зачем тебе столько золота?

— Только этого недоставало! А вообще для тебя тюрьма — самое подходящее место…

Стриж лежал, как прибитый пес.

Вепринцев слез с кровати, выглянул в окно, задумчиво походил по избе, прислушиваясь к легкому скрипу половиц, и взялся за рюкзак. За дверью, в другой половине, кто-то тяжело, задышливо охал.

— Это кто так изводится? — спросил Стриж.

— Ого, ты и этого не помнишь! — попрекнул Вепринцев. — Оспан, конечно, это же его изба… И тоже пьян, старая крыса… Но он все-таки умнее тебя, и мне кажется, он кое-что должен знать…

— А-а, может быть… Пойдет он с нами или нет? Как думаешь?

— Если не пойдет, нам трудно придется.

— Вчера вроде соглашался, а сегодня и отказаться может.

— Оспан один не хочет идти, боится. Все дело в Семене — он согласится, и остальные пойдут… Но он не хочет. Говорит, трудно будет, нога больная.

— Я думаю, Оспан уговорит его. Старику хочется подзаработать. Деньги, дорогой мой, великая сила!

Вепринцев выложил на стол содержимое рюкзака, что-то промычал себе под нос. Вот в его руках папка, замотанная грязной тряпицей. Он сел, развернул ее. Потом долго и внимательно разглядывал какие-то пометки, номера, надписи — одни были сделаны карандашом, другие — чернилами, некоторые успели выцвести и поблекнуть.

Вепринцеву казалось, что он перелистывает не жухлые листы серой бумаги, а ворочает стопудовые глыбы горной породы, под которой лежит золото. И даже ко всему безразличный Стриж заметил алчный блеск в глазах своего нового друга. Он с удивлением поглядел на Вепринцева и подумал: «Колдун — не колдун, а какой-то ненормальный… Молится, что ли, на эти бумажки?» Вепринцев и на самом деле напоминал ослепленного страстью фанатика, шепчущего молитву. Он весь преобразился.

Наконец, вполоборота повернувшись к кровати, он воскликнул;

— Ну, пора вставать, Стриж! Нежности не совместимы с твоей воровской профессией.

— Какие нежности? Просто башка трещит, вот и лежу как бревно.

— Там в сумке осталось, вставай, — великодушно сказал Вепринцев.

Стриж не заставил себя просить. Он вскочил как ошалелый, кинулся в угол, где лежали их вещи, вмиг вытащил из сумки бутылку и, не ища посуды, опрокинул ее в узкий горячий рот.

— Хорошо, — наконец оторвавшись, сказал он и вытер рукавом губы. — Вот и просветление в голове начинается.

— К черту твое просветление, — крикнул Вепринцев, отодвинул от себя раскрытую папку, поднялся. Его голова почти касалась потолка горницы. — Ты понимаешь, где мы находимся?

— Где? В Рыбаках, в самой Сибири находимся… И если бы не ты, дьявол, я бы, может, ни в жизнь сюда не попал. Для такого человека, как я, здесь тоска смертельная. Я — житель большого города.

— Эх, Стриж! Какой же ты дурак! Пойми, мы находимся с тобой у золотого ключа, у волшебного родника, который может в один миг сделать нас миллионерами!

— Вот этого я бы не хотел! Хоть и вор, но миллионером быть не желаю.

— Зачем тебе золото?! — удивленно вытаращил глаза Вепринцев.

— Ну да. Я так понимаю: честному вору оно одна помеха. Куда с ним, с такой кучей денешься? Еще жадность тебя за глотку сцапает. Порядочный вор живет одним днем и ворует не для того, чтобы разбогатеть, а для веселой жизни, для разгула.

Зачем ему богатство — ему жизнь нужна! Эх, веселая волюшка…

— Ни черта ты не понимаешь!

— А ты здорово понимаешь! — впалые щеки Стрижа порозовели. — Ну скажи, зачем тебе столько золота?

— О-о. — Вепринцев запрокинул голову. Он весь ожил, воодушевился. — Зачем мне столько золота? Дурак! Когда у меня появится много золота, я уеду в Америку и буду самым счастливым человеком. Тогда я буду не рядовым гангстером — я буду крупным и знатным боссом.

Сотни мелких и мельчайших гангстеров будут по-собачьи заглядывать мне в глаза и ждать от меня милости. Полицейский префект будет открывать мне дверцы автомобиля. Я буду строить политику. Я буду диктовать мою выборную программу. Я буду сенатором.

Черт побери! Дай мне это золото, и я покажу себя всему миру. Я… я… Я откупил бы у старого хрыча папы римского все акции на Монако. Я одел бы на себя княжескую мантию. Я был бы владельцем мировой рулетки…

Вепринцев был неузнаваем: лицо его налилось кровью, глаза горели, в углах дрожащих губ появилась розоватая пена.

— Вот зачем золото! Зо-о-о-ло-то…

— Да, здорово, — пугливо поглядывая на дверь, про-шептал Стриж. — Большой у тебя план, приятель. Громадный план…

— Это уж не так много, мой дорогой Стриж, — несколько опомнившись, сказал Вепринцев. — Все богатые люди с этого начинают. А чем мы хуже их? Мы такие же воры, как и они, только меньше масштабом.

— У нас давно нет таких богатых воров.

Вепринцев думал о чем-то другом. Его лицо блестело от пота, взгляд был чужой и странно далекий. Он устало опустился на широкую скамью и вдруг засмеялся, сначала тихо, потом громко и неприятно.

— Да, я буду чертовски богат. И тогда я припомню своему боссу все обиды. Я всем припомню… Что так смотришь на меня, Стриж?

— Любопытно, вот и смотрю.

— А все-таки для нашего брата нигде так приветливо не светит солнце, как в Америке… Там все не так, все по-другому. Да, да… — Ему вдруг стало грустно. Вот уж скоро полгода, как он оставил чикагский притон, и с тех пор ни одного дня не был спокоен. Но ничего, теперь он многому научился. Теперь он смело может кое-что сказать «отцам Братства».

И придет время, он скажет.

Он опять взялся за папку. К столу подсел угрюмый и молчаливый Стриж.

— Ей-богу, ты не похож на вора, — проворчал он покуривая. — Черт тебя знает, кто ты такой, колдун, что ли?

Но Вепринцеву не до Стрижа. Он снова, уже в который раз, листает папку, надеясь отыскать в старых бумагах незамеченные раньше сведения.

Вот перед ним листок — план какой-то горной выработки. Он сделан вольно и размашисто, видно, что чертила его неумелая, неуверенная рука. Но Вепринцев с жадностью читает пояснения, убористо написанные внизу. Нет, это не то, что ему нужно. Это какое-то предположение о новой золотоносной жиле, неведомо почему не тронутой при разработке всего массива.

Но здесь автор вскользь указывает, что Дурасов и Лукашка часто посещали эту давно заброшенную выработку. Что их сюда влекло? А вот какое-то заявление: под ним десятка полтора неразборчивых подписей — робких каракулей. Вот еще одно заявление — пишет штейгер Лопатин. Жив ли он?

Все говорят об этом золоте. Но где же оно? Штейгер даже приложил черновой набросок плана, на котором жирным пунктиром обозначил место, где искать клад. Но уже на следующей странице кем-то написана справка: «Искали, но золота не нашли». Другой неведомый автор написал «Прошение» горному инспектору, в котором изложил свои догадки о месте сокрытия золота.

Он с подробностью очевидца описал три глубоких шурфа, в одном из которых, по его мнению, лежит золото, и предложил себя в проводники. Были ли когда-нибудь вскрыты эти давно заброшенные шурфы, здесь не написано.

— Эй, Стриж! Ты, кажется, опять дремлешь? — Вепринцев толкнул ногой табуретку, на которой сидел Стриж. Тот вздрогнул и поднял глаза.

— Еще что скажешь? Я хоть и закрываю глаза, но не беспокойся, все хорошо вижу.

— В этих вонючих бумагах сам черт задохнется. — Вепринцев прихлопнул по столу широкой ладонью.

— Столько золота! Так, думаешь, тебе и оставили, держи карман шире, — буркнул Стриж.

Вепринцев обдал его негодующим взглядом.

— Так может подумать только куриная голова, — сказал он сдерживаясь.

— Все твои рыжики, может, давным-давно выкопали и прибрали к рукам.

— Об этом здесь ничего не сказано, — возразил Вепринцев. — Если рылись здесь, нам следует искать в другом месте, понятно?

— А как же, конечно, понятно.

Вепринцев подумал над безграмотными, запутанными чертежами, составленными рабочими, и, отодвинув от себя папку, сказал:

— Золото есть, Стриж, не горюй. Этот хлам, хоть и дрянь, но кое в чем нам поможет.

— А что же горевать? Был бы харч да горилка — и тогда искать можно хоть целый год.

Вепринцев опять, наверно в сотый раз, вспомнил Леонида Дурасова, разговор с ним, его твердое заверение, что сам дьявол, если бы хотел, никогда не разыскал бы этого золота — так надежно оно укрыто. «Ведь он говорил о Заречной сопке, да еще о каком-то Оленьем ложке… За-ре-чная сопка… А вот о них-то здесь как раз почти ничего не сказано». Он опять уткнулся в папку.

— Вот, вот… Немножко есть. Какой-то чудак написал… и что же он тут написал? «Есть далеко в тайге Олений ложок, туда тоже ходили Лукашка с хозяином, а зачем — один бог да таежный леший знает. Добраться до того ложка — великая трудность, на пути множество всяких препятствий, да и дороги мы толком не знаем…» Ты что-нибудь понимаешь, Стриж?!

— Стриж, будь уверен, все понимает.

Вепринцев обмотал папку тряпицей, завязал шпагатом и сунул в рюкзак.

Скрипнули ворота, в задней половине избы зазвенели чьи-то свежие голоса. Вепринцев стал одеваться.

Пока он неумело и с трудом напяливал на ноги сапоги, которые никогда не носил раньше, в горницу, один за другим вошли старый Оспан, Семен Тагильцев, Илья и штейгер Гурий.

— Как спалось-ночевалось? — прямо из двери крикнул Тагильцев, ловко перекинув через порог ногу.

— Прекрасно, — ответил Вепринцев. — Я никогда и нигде так крепко не спал, как здесь, на этой соломенной перине.

— Оно так, эта перина, однако, получше пуховика, — заговорил Оспан, сощурив в улыбке глаза. — Я вот всю ночь на голой печи провалялся. Ох и жестка, язва, голимый камень! — он закашлялся.

Штейгер Гурий был уже навеселе, его старое бабье лицо в глубоких морщинах озарялось глуповатой улыбкой; по нему расплывался неровный пятнистый румянец. Илюша выглядел свежо и бодро, на широком лице, в узких, по-восточному скошенных прорезях, поблескивали умные и живые глаза. Вся его плотная, коренастая фигура дышала здоровьем, но в нем, как почти во всяком юноше, бросалась в глаза неловкая застенчивость, он будто стеснялся и чувствовал себя лишним в этой мужской среде.

Стриж добыл из сумки бутылку и дорожную алюминиевую чарку, принялся угощать.

— А ну-ка, дедок, пропусти эту капельку, и кашель твой сразу как рукой снимет. Лекарство, дай боже, испытанное, от всех болезней действует одинаково.

Оспан взял чарку, долго морщился, тряс черной без единого седого волоса косматой головой и часто вздыхал, будто ему предстояло выпить не водку, а яд.

— Да уж пей, Оспан, чего куксишься? — торопил штейгер, не чаявший дождаться своей очереди.

Оспан, наконец, набрался духу, опрокинул в беззубый рот чарку и тотчас уткнулся носом в корку черного хлеба.

— Ох-хо, шибко палит…

Когда-Стриж протянул чарку Илюше, тот решительно отказался.

— Не хочу… Зачем это мне?

— Нам больше достанется, — обрадовался штейгер.

Оспан пожевал зеленое луковое перышко и произнес:

— Зашли сказать — согласны мы вас проводить в тайгу. И Семен соглашается, если заработок подходящий будет.

— О-о! Это очень хорошо! — воскликнул Вепринцев. — На заработок обижаться не будете.

— Отчего же не выручить, если хорошие люди просят, — поддержал Тагильцев. — И дядя Гурий пойдет, он ведь специалист по горным делам, ему весь наш район хорошо знаком.

Вепринцев почувствовал, как счастье неудержимо идет в его руки.

Источник: litresp.ru

Цитата #2327 из книги «Легион против Империи»

– Зачем тебе столько золота, воин? – поинтересовался Черепанов. – Чтобы от его тяжести проломилось днище корабля, на котором ты поплывешь через Понтийское море?

Просмотров: 2

Легион против Империи

Еще цитаты из книги «Легион против Империи»

Коршунов не стал наблюдать за резней. В отличие от тех, кто был оставлен его охранять.

Просмотров: 1

Алексей был уверен, что всё получится, как он задумал, но всё-таки слегка волновался. Хотя немного адреналинчика – это только приятно.

Просмотров: 0

– Я была уверена – ты победишь! – заявила мужу Корнелия.

Просмотров: 1

– Давай, давай, парень! Легат приказал, ты сделал! Шевели задницей!

Просмотров: 0

– Да я за всё в основном расписками платил, – пояснил Коршунов. – Наличкой только в Диррахии за корабли расплачивался. Да и то лишь потому, что иначе на борт не брали. Итак в четыре приема переправлялись. Но это, может, и к лучшему. Всё равно из Брундизия сюда мы отдельными кентуриями добирались. Чтоб лишнего внимания не привлекать.

Плащи на головы, доспехи – в мешки и на телеги. Везде – как частные лица. По-моему, удачно получилось. Не рассекретили.

Источник: bookquotes.ru

Золото

Карлик не сразу отчаялся. На это ушло очень много времени. Он до последнего посетителя рассказывал свои истории. Последний посетитель ходил к Карлику каждый раз на выступление как за новой порцией антибиотиков, а Карлик рассказывал истории с тем же вдохновением, что если бы это был как и прежде полный амфитеатр народу.

Карлик не понимал почему однажды всё-таки и последний слушатель не пришёл на его истории, которые вдохновляли так всю округу, а небольшой амфитеатр на краю одного болотца атмосферно “светился” как солнышко. Он продолжал приходить на свою крошечную сцену ровно в тот же час. И секунда в секунду из его уст выпадали первые слова.

Истории всегда были новые и он даже не пытался догадываться откуда у него их так много. Он просто нуждался в том, чтобы освобождать их из себя. Пожалуй это было его единственным в жизни достоинство, за которое он не назначал плату.

Гости амфитеатра сами установили по умолчанию правила благодарности и незаметно для него в самом начале всей истории расплачивались одной золотой монеткой. На болоте этом было конечно и серебро, и платина, и драгоценные камни с другими металлами, но золото ценилось превыше всего и оплата такой монеткой характеризовала в первую очередь глубокое уважение к тому кому передавалась.

Карлик здесь был не местным и по началу не понимал этих обрядов, да и когда этого золота некуда было девать он и вовсе его просто закапывал в землю. Он научился у местных собирательству трав и даже стал травником, про которого пошли новые слухи по болоту. Он вообще странный был товарищ. За что бы он ни взялся всё получалось у него. Старательный и терпеливый.

Наделённый всеми качествами от рождении как и любой другой сознательный житель этого прекрасного мира с цветной радугой.

Карлик уже восьмой день приходил рассказывать истории, а болото всё больше и больше пустело от его жителей. Они забирали самое необходимое и друг за другом покидали свои обустроенные домики, своё хозяйство, где над каждым кустиком порхали как небесные бабочки. Домашние животные мяукали и гавкали следуя за ними через главные ворота из города в виде винтажной арочки, которую плели традиционно каждый весенний сезон. Последнего кого Карлик увидел был городской бродяга. Он как раз выходил из амфитеатра и окликнул его вдруг ни с того, ни с сего во весь голос. У него не было такой невоспитанной манеры, чтобы через всю улицу крикнуть дерзко как сейчас только бы остановить уходящего:

Бродяга обернулся и на его загоревшем лице появилось удивление. Он как никто другой знал подноготную всех живущих в болотном городке, а уж про Карлика тем более. Он знал, что Карлик очень дружелюбный, но никогда не задерживался на вечеринках. Знал, что он культурный и трудолюбивый. И конечно он знал, что на всю улицу он никому так не кричал.

Бродяга в прошлом был следопытом, а сейчас исполнял миссию тайного наблюдателя за каждым кто был интересен его вниманию. Ещё тот охотник местного племени. Он молча наблюдал как Карлик переходил дорогу, чтобы подойти к нему ближе.

• Здравствуйте, — Карлик вежливо поклонился и улыбнувшись продолжил осознавая, что ответом бродяги было молчаливое ожидание. — Позвольте у Вас узнать. Почему жители покинули город и Вы тоже уходите?

Бродяга был чуть ниже его ростом с крупными глазами и горбатым носом, а острый и длинный подбородок сейчас упирался под его взглядом прямо в грудь Карлику. Наклонив голову чуть вправо бродяга превратился в следопыта сверлящего взглядом вежливого Карлика. Пауза молчания висела так долго, что Карлик не выдержал и снова спросил с появившейся в голосе застенчивостью:

• Эмммм, я прошу прощения. Не знаю Вашего имени и возможно был не прав, что окликнул Вас на всю улицу. Но мне очень важен всё же Ваш ответ.
• Так тебе нужно моё имя или знать почему город опустел? — спросил его следопыт.

Карлик не ожидал двойственного вопроса и с характерной для него непосредственностью радостно ответил:

• А можно и то, и другое?
• Моооожно, — хитро протянул бродяга голос и достал трубку, которую вырезал буквально на днях.

Он сбросил с плеча свой небольшой мешок и сел прямо на него, чтобы было удобней набивать трубку табаком и продолжать беседу. Карлик не растерялся и сняв с себя вельветовый пиджак бросил его на зелёную в пыли обочину дороги, и уселся напротив бродяги в ожидании чуда.

Бродяга не спешил и всем видом показывал, что рад компании, которая в первый раз собралась из них двоих да ещё при таких обстоятельствах. Погода стояла отменная. Слегка солнца, немного дуновения ветерка, запах цветущих трав и периодическое пение болотного кулика. Карлик нежился лицом под тёплыми лучами подставляя его им то с одной стороны, то с другой не подозревая о том, что его ждёт.

• Моё имя Габриэль, а твоё? — ответил и тут же спросил следопыт раскуривая трубку.
• Меня зовут Карлик, — удивлённо округлил глаза рассказчик на следопыта.
• Но ведь и у карлика должно быть имя. Как оно есть и у бродяги. Я совершенно ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты талантливый рассказчик и трудолюбив к любому делу.
• У меня нет имени, Габриэль. А всё, что…….
• Стоп, стоп, стоп, — перебил его следопыт, — ты появился в нашем городе из тех краёв куда мы сейчас уходим, — и махнул рукой указывая на винтажную арку, над которой светило перед заходом солнце, — расскажи для меня пожалуйста последнюю историю свою. Что там?

Карлик смутился. Его ранее никто не спрашивал и тем более не просил что-то рассказать. А тут ещё спросили про последнюю историю. Всё шло своим чередом как и амфитеатр, который был построен под эти рассказы стоял сейчас одинокий и брошенный, но наполненный памятью прислушивался к каждому слову этих двоих на обочине. Бродяга медленно курил трубку разглядывая перед собой город, из которого он уходил последним оставляя Карлика в тотальном одиночестве.

• Там всё тоже самое, что и здесь, — начал Карлик, — только у вас меня начали впервые слушать. Чего я совершенно не ожидал, а сейчас вдруг после всего я остаюсь один.
• А почему ты не уходишь с нами? Что тебя держит здесь?
• Этот город стал моим домом. Он очень похож на тот откуда я родом.
• Откуда ты?
• Такое же болото, такое же пение кулика и такая же погода. Только названия города не помню я.
• Что стало с твоей памятью, друг?
• Ничего необычного, всё как у всех. Где-то что-то забывается, теряется, а города получают новые названия. Даже если открыть сейчас карту не факт, что я найду свой дом. Ведь столько эпох прошло, а поверхность ландшафта меняется.
• А ты помнишь как называется этот город?
• Если честно то уже забыл. Разве так важно запоминать имена и названия, которые спустя время сотрутся и забудутся?
• Ну в хозяйственных делах это необходимо. Ты как никто иной знаешь, что каждая травушка имеет своё имя и чтобы её не спутать с другой она обозначается. Как картограф скажу тебе следующее. Когда мы забываем, либо стираем какие-либо условные обозначения то и границы между городами тоже меняются и незаметно начинается переселение. Понимаешь о чём я?
• Это очень похоже на то, что границы времени между эпохами скрывают от нас невидимый мир, — выдал только что сочинённую мысль Карлик.
• Так откуда ты пришёл к нам, что мы наслушавшись твоих историй оставляем свой город? Какая нас ждёт неизвестность по дорогам, где ты уже ходил. У тебя есть карта?
• Нет.
• И ты останешься здесь один?
• Я не знаю, что мне делать. Габриэль?
• Зачем тебе столько золота, Карлик?
• Я им не пользуюсь. Оно просто лежит и его стало так много, что…..
• Что даже все мы ушли, — перебил его следопыт выдувая струйку дыма между ними в небо.
• Хм. Странное совпадение, — задумался тот, которого местные назвали Карликом, потому что он так однажды представился рассказав, что по миру путешествует один с этим именем под стать своему небольшому росту.
• Ну что же, — встал отряхиваясь следопыт, — пора мне в дорогу. Солнце садится, а до темноты надо успеть ночлег найти.
• Почему бы тебе не переночевать в городе?
• Потому что нельзя мне здесь оставаться. А тебе удачи, Карлик! Странный ты господин, но очень фартовый! Возможно когда-нибудь увидимся и я услышу новую историю о том, как ты завоёвываешь рассказами города, — бродяга повернулся в сторону арки и махнув на прощание рукой вышел из города.

Карлик в недоумении от сложившейся беседы пошёл домой. Весь вечер он слонялся по дому ощущая на своих плечах пустой город. Весь вечер он не знал куда себя девать и чем занять, чтобы хотя как-то осознать происходящую ситуацию. К утру он всё-таки заснул, а проснувшись вдруг начал раскапывать ямы, где хранилось золото за многочисленные рассказы и начал его разносить по пустым домам.

День за днём он трудился развозя его на одноколёсной тачке. День за днем он выкапывал ямы и открывал амбары. В последний день отдыхая на затёртом пеньке от времени соседского дома, где жила молодая пара он начертил на земле каблуком ботинка “Майя”. А на следующий день достал городскую карту и увидел точь в точь такой же шрифт у названия города.

Он попытался найти место откуда сам родом, но как ни странно все знаки указывали ему на те координаты, где он сейчас находился. “Ничего не понимаю”, — подумал Карлик снова отчаявшись найти хоть какую-то ниточку, чтобы появилось свежее решение. Он прожил ещё некоторое время в поисках выхода из ситуации совсем не замечая того, что ему кто-то приносил еду. Кто-то стирал и гладил одежду. Кто-то мыл посуду и убирал его дом.

Однажды он проснулся и обнаружил на столе конверт, который был скреплён печатью. Открыв конверт Карлик достал письмо, где было написано:

Источник: mifistoria.info